Тридцать один год в инвалидном кресле — звучит довольно страшно, вызывая у людей жалость, которая не всегда позитивно действует на таких как я. „Вся жизнь борьба, покой нам только снится“ – в этих словах заложен глубокий смысл, который отражает мой внутренний мир, состояние души. Идет борьба не добра и зла, а борьба с моим недугом, болью моих близких, отчаянием и разочарованием. Может быть, я выражусь не совсем корректно, но наша реальная жизнь очень жестока к людям в моем положении, не все воспринимают инвалидов как полноценных личностей. Возможно, именно наше совдеповское воспитание ожесточило людей, давая им право лишать инвалидов возможности жить, приписывая к изгоям общества.
Я часто думаю над словами А.М. Горького: “ Человек- это звучит гордо!” ведь он сказал и о нас тоже, о том, что мы — люди с такими же правами, как и все остальные. Как ни странно, такие люди как я очень одиноки и обделены простыми радостями жизни. Что касается лично меня, то я практически не бываю один: моя большая, дружная семья не дает скучать. Иногда даже хочется побыть одному. В такие часы уединения я с большим удовольствием погружаюсь в свое прошлое, и, поверьте, мне есть что вспомнить. Годы, прожитые на Севере, где бескрайняя белая пелена окутывала город, где морозы достигали -50°С, а от красоты северного сияния перехватывало дыхание, до сих пор не дают мне покоя.
Там я познал первое чувство настоящей платонической любви. Да-да, я не стесняюсь этих слов. Для меня это до сих пор является источником, родничком, из которого черпаю силы. В те дни меня согревало тепло и очарование прекрасного маленького существа, с которым я делил все радости и горести нашего детства. Миловидная белокурая девочка с яркими чертами лица, незабываемой глубиной глаз – и это все Мария.
Я бесконечно благодарен моему закадычному другу Коле Маркову – бедному, но опытному водителю, который плотно привязывал меня резиновым ремнем к своему телу, и так я мотался рядом с ним в седле мотоцикла, чувствуя себя заправским рокером. Поездки были разноплановыми: полигон, где пыль застилала глаза, волосы и шею, а по приезду домой нужно было откисать в теплой ванной, или около коровника, где нас приветствовало ласковое мычание, или в тундру, где комары роем охотились на нас.
Разве может простой обыватель представить себе, что именно я, с младенчества находящийся в инвалидном кресле, мог такое пережить? Мое развитие в утробе мамы было абсолютно нормальным и естественным. Стремительные роды, впридачу с непрофессионализмом врачей, повлекли необратимые последствия. Поставив мне диагноз ДЦП, мою маму предупредили, что такие дети долго не живут, и попросили забрать ребенка, чтобы я умер дома, не портя статистику и репутацию клиники.
Забрав меня домой, семья сделала невозможное, чтобы дать мне полноценную жизнь. Я окончил школу только с одной четверкой, у меня за спиной два курса юрфака, и надеюсь продолжить свое образование в Германии, где, наконец-то, родные не должны оббивать пороги учреждений, доказывая, что я – человек.
Вспоминаю, как на родине однажды в прекрасный солнечный день мы с папой гуляли по проспекту, и к нему подошла „сочувствующая“ женщина: „мне вас так жалко! Зачем вы мучаетесь с таким ребенком, лишая себя удовольствия нормально жить? отдайте его в приют“, – на что папа ответил: „а вы отдайте своего!“
Во сне я часто представляю себя ходячим, рисуя, как художник на мольберте, осуществимые картины. Вот, казалось бы, что может быть проще – встать и пойти. возвращаясь в действительность, я понимаю, что из всего, что я нарисовал, многое неосуществимо. Но я – оптимист – продолжаю верить и надеяться, что хоть что-то я воплощу в реальность по принципу: „Умей жить, даже когда жизнь становится невыносимой“.